Карина в родословной значится, как Зося. Но имя Зося, как то сразу не понравилось, и в один момент переделалось в Карину.
Я ковырялся во дворе, когда зашла дочка с сумкой на плече из которой высовывалась тонкая морда, годовалой таксы. Внесённая в дом и выпущенная на волю, сия представительница, из самого благородного собачьего сословия, недоверчиво оглядела комнату и недовольно уселась возле ног дочери, с явным подозрением поглядывая на меня.
Младшей дочке и супруге было милостиво разрешено погладить их величество, при приближении же меня, раздалось недовольное и впечатляющее рычание. Предложенный мной кусок колбасы был милостиво принят и с достоинством съеден. Так продолжалось неделю. Колбаса съедалась, фамильярность с моей стороны пресекалась на корню.

Через неделю выдалось свободное время и мы на моей старой тойоте поехали навестить Тёщу. Карина была взята с собой, для испытаний на предмет практической пригодности сей животины для охоты.
Две местные, низкорос ... Читать дальше »

Марка, в старой изношенной до невообразимых дыр, офицерской шинели, опираясь на ободранный костыль, ковыляет меланхолично вдоль улицы - мимо низких, вытянвшихся в цепочку бараков, с аккуратными палисадниками, по 4 на каждый дом, по числу семей живущих в каждой одноэтажной хрущобе, на этой тихой Алма-Атинской улочке.
Пыльное июльское солнце, нещадно плавит асфальт, и пот тоненькими ручейками стекает из под выбеленных, кудрявых волос, чернобородого пешехода. Деревянная культя, отхваченной выше колена ноги, оставляет, едва заметные отпечатки на мягком асфальте. Изредка из домов выскакивают сердобольные тётьки, и суют в авоську привязанную тонкой шпагатиной к костылю, кто горбушку с яичком, сваренным вкрутую, кто пару редисин с огурцом.
Марка, углублённый в собственное я, что то бормочет поэтическое себе под нос. Война забрала ногу, прихватив большую часть разума, и оставила в голове невообразимую путаницу из поэтических образов прошлого, красавца-капитана попавшего под раздачу в ... Читать дальше »